Конец прекрасной эпохи - Александр Васильев

Потому что искусство поэзии требует слов,

Я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов

Второсортной державы, связавшейся с этой, -

Не желая насиловать собственный мозг,

Сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск

За вечерней газетой.

Ветер гонит листву.

Старых лампочек тусклый накал

В этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,

При содействии луж порождает эффект изобилья.

Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.

Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя,-

Это чувство забыл я.

В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,

Стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны

Новогодней, напитки, секундные стрелки.

Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;

Пуританские нравы.

Белье.

И в руках скрипачей -

Деревянные грелки.

Этот край недвижим.

Представляя объем валовой

Чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,

Вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.

Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.

Даже стулья плетеные держатся здесь

На болтах и на гайках.

Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,

К сожалению, трудно.

Красавице платье задрав,

Видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.

И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,

Но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -

Тут конец перспективы.

То ли карту Европы украли агенты властей,

То ль пятерка шестых остающихся в мире частей

Чересчур далека.

То ли некая добрая фея

Надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.

Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -

Да чешу котофея...

То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,

То ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.

Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,

Паровоз с кораблем - все равно не сгоришь со стыда:

Как и челн на воде, не оставит на рельсах следа

Колесо паровоза.

Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?

Приговор приведен в исполненье.

Взглянувши сюда,

Обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,

Как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;

Но не спит.

Ибо брезговать кумполом сны

Продырявленным вправе.

Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те

Времена, неспособные в общей своей слепоте

Отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.

Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.

Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,

Чтоб спросить с тебя, Рюрик.

Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.

Не по древу умом растекаться пристало пока,

Но плевком по стене.

И не князя будить - динозавра.

Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.

Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора

Да зеленого лавра.